Открытая беседа о жизни, привычный лексикон и атмосфера тет-а-тет – все это можно подписать под названием моноспектакля «Хозяин кофейни». Точнее даже не моноспектакля, а читки: автор-драматург рассказывает зрителю о своей жизненной философии, попутно вставляя реплики о своих текстах. О том, что петербургский «театр post» привез в Нижний Новгород, читайте в нашем материале.
Вечер минувшего воскресенья в пространстве Milo club прошел в буквальном смысле по-питерски. Спокойная, тихая (лишь в отдалении мелькает яркая реклама на экране) площадка перед зданием «Этажей» уже определила неспешное настроение вечера. Немногочисленные люди в торговом центре сидят неподвижно на скамеечках, фоновая музыка играет тихо, заглушаемая собственным эхо, – все будто замерло в ожидании спектакля от «театра post».
Лифт, как космическая «капсула», минует открытое пространство торговых рядов и переходит в узкий темный коридор – ионосферу, отделяющую планету от огромного космоса. Возможно, эта ассоциация не напрасна, и сегодня мы действительно увидим нечто новое и неизведанное, как космос?
Двери нашей «капсулы» открываются, перед нами – темное помещение, ни единого звука. На часах – 17.30, до начала еще полчаса, вот почему так пусто.
Сцену на этот раз возвели прямо у барной стойки – вполне прозрачное решение: спектакль же о хозяине кофейни. Через некоторое время включается фон – звуки оживленного кафе: разговоры, смех, звонящий телефон, оповещения о сообщениях. Честно говоря, этот фон был очень органичен до тех пор, пока не начался сам спектакль, но не будем забегать вперед.
За двадцать минут до начала нам удалось пообщаться с режиссером «театра post», Дмитрием Волкостреловым. При просмотре спектакля слова Дмитрия всплывали в сознании, словно оправдывая многие кажущиеся неуместными моменты. Мы успели обсудить всего несколько вопросов, но, тем не менее, разговор этот видится ценным в контексте гастролей петербургского театра.
- На ваш взгляд, как вас примет публика в Нижнем Новгороде?
- Я впервые в Нижнем и не знаком со здешней театральной публикой. Но всегда неизвестно, как человек отреагирует на то, что происходит на сцене, это загадка.
- После гастролей «театра post» в НН в сети планируется открытое обсуждение. Критика, скорее, тоже будет иметь место. Есть ли что-то, за что ваше творческое объединение систематически критикуют?
- Нас часто критикуют, утверждая, что то, чем мы занимаемся – «это не театр».
- Что вы отвечаете на это?
- У театра много способов репрезентации. То, что мы называем театром, то им и становится. Спектакль – многое в себя вмещающее понятие. Мы, как театр, работающий «здесь и сейчас», стараемся не заключать себя в рамки.
- В чем уникальность подачи «театра post»? Нижегородская (и не только) независимая сцена тоже ставит спектакли о современной повседневности. Возможно, вы в чем-то можете выделить себя?
- Заявлять, что мы уникальны – это странно. Я не думаю, что у нас есть какие-то большие заслуги. Мы просто делаем то, что считаем нужным. Мы пытаемся анализировать окружающую нас действительность, повседневность: кажется, нет ничего более современного и актуального. На первый взгляд в этой повседневности «ничего не происходит». Но на самом деле это не так, нужно просто постараться быть внимательным.
- Неужели вы не замечали, сравнивая «театр post» с другими подобными объединениями, нечто, свойственное пока что только вам? Свой подход к теме, жанру, перформансу.
- Наверное, все же можно сказать, что мы беремся за те тексты, с которыми либо мало кто работает, либо никто не работает. Текст Павла Пряжко «Я свободен», к примеру, может стать хорошим тренингом для студентов театральных вузов. Жаль, что с этим текстом почти не работают на сцене. Не хочется никого критиковать, но современный российский театр зачастую говорит о чем угодно, только не о «сегодня». В самом лучшем случае он работает с великими пьесами, ставит больших и классических драматургов. Это не плохо. Но мне кажется, что театр – это инструмент анализа именно современной реальности. Маяковский сто лет назад писал: «я знаю – / гвоздь у меня в сапоге / кошмарней, чем фантазия у Гете». И сегодня у нас по-прежнему много фантазий, но мало работы с гвоздем в сапоге.
- Вы не сталкивались со сравнением моноспектакля и стендапа? Это тоже некий разговор о жизни, о современной повседневности.
- Да, безусловно. Но стендап – это вполне внятный и детерминированный жанр, он строится по четким законам. Нарратив в моноспектакле другой, также театр стремится к размышлению – в стендапе нечасто это возникает. Безусловно, есть отличные стендапы, у Луиса Си Кея, к примеру. Но из стендапа, в конце концов, можно вырезать кусочек, выложить его на Youtube, и это будет прекрасно работать. Спектакль – вещь цельная, с ним такое, наверное, невозможно.
- По-вашему европейский современный театр более развит, чем российский?
- Безусловно, да.
- Что бы вы хотели перенять у него? Или это вовсе не нужно? Может, российский театр полноценно развивается по своей схеме, своему вектору?
- Вопрос сложный, и нельзя говорить за весь европейский театр. Он тоже очень разный. Россия – часть европейской цивилизации, как бы ее ни разграничивали с ней на протяжении большей части прошлого века и сейчас. Мы развиваемся в той же парадигме. Но в России, по сути, двадцатый век в искусстве, культуре, не случился так, как случился в Европе. Поэтому для российского зрителя пьеса Сэмюэла Беккета «В ожидании Годо» может оказаться непосильным испытанием. А для европейского – это часть культуры, в которой он вырос. Русский театр очень зависим от зрителя, поэтому сложность не только в театре, но и в зрителе. Люди театра в России очень боятся неуспеха, в Европе не совсем так: там театр ментально более свободен. Европейский зритель готов увидеть на сцене что-то до сих пор неизвестное. Желание встретиться с чем-то другим, с тем, что ты пока еще не понимаешь и не чувствуешь, – это очень полезно для жизни в целом, не только в рамках театра. У нас этого нет. Наше общество в последнее время имеет тенденцию, напротив, все более зажиматься и не принимать нового, иного. И как быть с этим я, если честно, не знаю. Можно сказать, что уже не первое столетие главным «проектом» в России является просвещение. Но с другой стороны, проект, который никак не может реализоваться на протяжении столь длительного времени, возможно, просто неуспешен. Ясно одно: необходимо уделять должное время образованию.
Гаснет свет, но аудио имитация гулкой кофейни остается. На сцену поднимается актер. Сбивчиво, словно стесняясь, он начинает зачитывать текст авторства Павла Пряжко. Недостаточная громкость микрофона и динамиков ухудшает восприятие: на первых трех рядах все слышно отчетливо, а седьмой-восьмой ряд уже изо всех сил прислушивается. Легче восприятие становится только в те редкие эмоциональные моменты, когда актер начинает разговаривать с нами на повышенных тонах.
Если отвлечься от трудности восприятия, то можно охарактеризовать эту читку под названием «Хозяин кофейни» как дружескую пресс-конференцию с автором. Почему дружеская? Потому что текст максимально приближен к обычной речи любящих по-современному пофилософствовать людей. Почему пресс-конференция? Все просто: в зале есть журналисты и фотографы, словом, пресса. Конференция же ожидается после читки: можно будет задать вопросы той части команды «театра post», что приехала к нам в НН.
В ходе спектакля понимаешь, почему «театр post» удостоился премии «Золотая маска» в номинации «Эксперимент». На все вышеперечисленное накладывается множество отступлений в тексте. Да, человек обычно мыслит не по определенному плану, сознание может перебегать с одной темы на другую, с ассоциации на ассоциацию. Так и здесь: говорили об одном, теперь о другом, не делая никакого вывода, который закрепил бы мысль автора в головах слушателей. Но жанр диктует такую подачу; это поток сознания.
В начале устами актера Павел Пряжко долго старается обозначить тему беседы. «“О людях” – нет, так сказать нельзя: я будто отделяю себя ото всех людей», – пишет Павел. Останавливается он на таком варианте звучания темы: «о типе людей» (к слову, в моноспектакле говорилось не об одном таком типе). Затем мы внимаем рассуждениям автора на тему слова «спасибо» и благодарности как таковой. «Скажешь «спасибо», а это воспримут, как лесть», – жалуется автор.
Павел Пряжко затронул и тему юмористической сцены. Здесь и он, и актер отступают от образа вежливого петербуржца, старающегося никого не задеть. Критике подверглись представители «Кривого зеркала» и «Камеди клаба». «Камеди мог бы быть несмешным, но винтажным, как Вуди Аллен, и тогда все смотрелось бы органично», – такой мыслью делится с нами Павел. Но, по словам автора, «Камеди клаб» – это не смешно, а к тому же грубо, это «жесть», поэтому не имеет права на существование.
От негодования на телевизионную комик сцену Павел Пряжко перешел к понятию «додик»: «Я понял, что я додик, это моя личная драма – инфантильность». После этого высказывания был целый блок, посвященный теме инфантильности. Покупать ненужные вещи, выставлять свои изъяны напоказ, прием ради приема (в искусстве) – все это инфантильно. «Вторая мировая война – это действительно подвиг народа, но когда тебе постоянно об этом напоминают – это инфантильно», – такую мысль Пряжко транслируют нам со сцены.
Читка неспешно перешла в жанр послания в прозе. Актер зачитал нам два письма, адресованных Дмитрию Волкострелову.
«Инфантильно верить, что надо воевать, чтобы защищать Родину. Родина – это вся Земля», – произносят со сцены, подкрепляя эту мысль высказыванием о том, что сейчас можно пользоваться одними и теми же благами почти везде. После фразы о Родине несколько человек просто поднялись и вышли из зала. Возможно, одно с другим не связано, но потом эти люди уже не вернулись дослушать читку. Тема инфантильности завершается такой фразой: «Все вокруг – инфантильность и аномальность. Как я могу быть нормальным?»
В заключительной части спектакля текст был посвящен хозяину кофейни, с которым автор знаком лично и который является редким представителем касты «нормальных людей». «Нормальный человек – это деловой бизнесмен, это не актер», – говорят нам со сцены. Нормальный человек понимает, что можно использовать потенциал общества на полную и заниматься крупным бизнесом, вроде торговли природным газом. На рассказах и пьесах такое большое богатство не сделаешь. Также нормальные люди понимают, что главное богатство – это ум, а еще они понимают, что покупка дорогих брюк – это «первый шаг к потере своего богатства». Что же, получается весьма странный образ. Хозяин кофейни – это скромно одетый человек с серьезным видом, не занимающийся творчеством, погруженный в свои дела. Текст Павла Пряжко также пытается убедить нас в том, что нормальные люди считают диалог проявлением инфантильности. По данной философии инфантильность – это ненормальность, значит, нормальные люди не могут быть инфантильными, значит, они предельно молчаливы.
Почему же так долго вели к раскрытию названия спектакля? Почему оттягивали часть о хозяине кофейни? Видимо, потому что без долгой подвязки, без освещения важных в контексте читки понятий нельзя было верно донести мысль о «нормальном» хозяине кофейни. Почему так мало нам о нем рассказали? В самом конце есть объяснение: «Только так можно рассказать о нормальном человеке: он на мгновение осветил собой пространство», – вот и разгадка тайны. Читка резко обрывается: яркая вспышка света, затем – полная темнота…
Дмитрий Волкострелов в интервью говорил нам, что «театр post» делает то, что считает нужным, что ему интересно. За это нельзя обвинять современный театр – он по сути своей свободен. «Хозяин кофейни» – это весьма специфический разговор о «сегодня», с большой долей субъективизма. Было ли это чем-то новым? Да, было. Многие из присутствующих в зале, наверняка, посмотрели под новым углом на окружающую действительность. Именно этого и добивается сегодняшний театр. Философская онтология Павла Пряжко имеет право на существование, но, возможно, она еще не слишком хорошо продумана. Автор мог бы написать целый трактат «Об инфантилизме и аномальности».
Вечер воскресенья оказался полным новых взглядов, продемонстрировал нижегородцам, что же такое петербуржский «экспериментальный» современный театр. Гастролирующие покинули Нижний во вторник, оставив за собой множество положительных (а иногда противоречивых) воспоминаний. «Театр post» планирует вернуться к нам в феврале. Кто знает, возможно, тогда мы увидим нечто еще более новое и до сих пор неизвестное?
Фото автора
