Студент Института филологии и журналистики ННГУ Эрик Берланга рассказал нам о российском образовании, «неестественной» и агрессивной журналистике и скромных русских девушках.
«Я знал только три слова…»
- Эрик, ты помнишь день, когда принял решение уехать в Россию?
- Да, я помню, что раньше очень хотел поступить в магистратуру в Канаде или Ирландии. Конечно, мне нравилась Россия, потому что в бакалавриате я изучал международные отношения, но я никогда не думал, что туда возможно попасть. Но однажды я посетил ярмарку для абитуриентов в Мексике, где были представлены магистерские программы разных университетов. На последнем стенде было написано: «Университет Лобачевского» (это был единственный университет из России). Я решил поговорить с приемной комиссией, после чего захотел учиться именно в Нижнем Новгороде. Они очень хорошо продавали свой университет (смеется).
- До приезда в Россию ты уже разговаривал по-русски?
- В Мексике я изучал русский два месяца, но знал только отдельные слова и алфавит. На самом деле, я мог говорить только: «Привет!», «Спасибо!», «Где?». Особенно помогало последнее слово. Люди обычно показывали направление, и я понимал.
Эрик Берланга
Когда я прилетел в Россию в первый раз, я не посмотрел, что нужно было делать пересадку из одного аэропорта в другой. Я прилетел в Домодедово, а в Нижний Новгород мне нужно было лететь из Шереметьево. Я очень долго ехал на двух аэроэкспрессах и на метро. Но большой проблемой было еще то, что у меня был с собой чемодан весом 23 кг, рюкзак 10 кг и сумка с компьютером. И я был один. Конечно, я добрался до места, но было очень тяжело.
- Как ты начал осваивать язык? Через общение или в университете?
- Первый год в России я жил в общежитии. Это был очень хороший опыт, потому что в общежитии ты много общаешься с людьми из других стран. Там я не чувствовал себя одиноким. Хотя было непросто, потому что у всех – свои культурные традиции и менталитет. Но мне не нравилось, что иностранные студенты жили с иностранными. С русскими мы почти не общались. С точки зрения интеграции, это неправильный подход.
Я начал хорошо говорить по-русски только когда узнал об антикафе «Циферблат», где проводились занятия разговорного клуба по испанскому, английскому, французскому, итальянскому языкам. Там было создано очень хорошее сообщество русских и иностранцев. Я начал разговаривать с носителями русского языка и очень повысил свой уровень.
Об обучении
- Твоя учебная программа в университете была рассчитана только на год. Почему ты решил продолжить изучение русского?
- Я думал, что мне хватит одного года. Но когда я сдал сессию, то понял, что моих знаний недостаточно, и я не могу сразу поступить в магистратуру (а я очень хотел). Я прожил в России год, но не мог говорить даже с таксистами! А если ты не можешь разговаривать с таксистами, значит, тебе нельзя учиться в магистратуре. Даже если у тебя будет документ, который подтвердит, что ты готов, это невозможно!
- А почему ты так стремился в магистратуру?
- Почти во всех странах мира многие студенты, кто закончил бакалавриат, поступают в магистратуру. Сейчас это очень важно, чтобы получить больше возможностей в поисках хорошей работы. Да, ты можешь сразу работать, но чтобы быть конкурентоспособным, нужно иметь хорошее образование (лучше за границей) и опыт в профессии.
- Ты уже четвертый год учишься в России. Что можешь сказать об уровне преподавания и самой системе образования?
- Здесь очень теоретическое обучение. Нужно больше практики и актуальных знаний. Например, нам как журналистам нужно учиться работать с камерой. Я знаю, это не самое важное, но сейчас это нужно уметь. То же самое с практикой на телевидении и на радио. Обязательно должна быть теория плюс практика. По любому направлению.
О «неестественной» русской и агрессивной мексиканской журналистике
- В чем принципиальное отличие российской журналистики от мексиканской?
- Мне кажется, журналистика в России неестественная. Я заметил, что русские не интересуются проблемами своей страны. Да, люди посмотрят телевизор, почитают новости, но эта информация superficial (у вас нет такого термина?), то есть неглубокая, поверхностная. Люди привыкают к таким новостям.
- Это связано с цензурой или с качеством материалов?
- С цензурой. Да, манипуляция есть во всех странах (на Западе все новости о России – негативные), но в России цензуры больше. Здесь нельзя говорить о том, что хочешь. Например, во время летней практики я не мог написать в нижегородском издании, как высказывались СМИ Аргентины о Нижнем Новгороде во время Чемпионата мира. Редактор сказал мне: «Пиши только о «хорошем»!». Но ведь нужно писать с точки зрения реальности!
- Ваши СМИ влияют на политику?
- Да.
- А у нас?
- Нет.
Это можно понять, когда ты зайдешь в любой книжный магазин в России. В разделе «Публицистика» можно увидеть только «хорошие» произведения. 10, 15 книг – и все слишком хорошие; не такие хорошие, как реальность и некоторые личности. А еще здесь очень мало зарубежной публицистики. Хотя у нас в Мексике тоже нет российской, нет другого взгляда на Россию…
- Каким журналистом ты хочешь стать?
- В Мексике и США есть особая форма журналистики – литературная. Это журналистика, которая использует технику и приемы из литературы. Она более субъективная, но в ней больше свободы и аналитики. В Мексике и Испании сейчас издаются толстые журналы – по 200-250 страниц, где журналисты могут публиковать свои более объемные и глубокие интервью, эссе, репортажи, написанные красивым литературным языком. Такая форма мне нравится.
- Литературный язык – это хорошо, но для чего тебе как журналисту знать четыре иностранных языка?
- Когда читаешь СМИ не только на своем языке, видишь любую ситуацию, конфликт более объективно. Мне интересно собирать мнения людей, которые знают правду, но не могут ее сказать. Я не хочу быть просто корреспондентом, который рассказывает официальные факты – об этом напишут все информагентства. Я хочу объяснять проблемы и конфликты с другой позиции.
О русских девушках
- Когда ты приехал в Россию, из-за чего ты чувствовал себя иностранцем, гостем?
- Я долго пытался понять привычки, традиции. Когда в России ты с кем-то встречаешься или знакомишься (особенно с девушкой), то не можешь ее трогать. В нашей культуре по-другому – мы постоянно прикасаемся друг к другу. С мужчинами в Мексике ты можешь делать так (хлопает по плечу), так (жмет руку) или так (рукопожатие с объятием) – и это не плохо. А девушку у нас нужно всегда целовать в обе щеки. Если ты не поцелуешь, это будет оскорблением для нее. В России это не принято. Сейчас я привык, и когда приветствую своих подруг, то просто говорю: «Эй, привет!» (машет рукой) – и всё.
- Среди твоих друзей в России больше иностранцев или русских?
- Я заметил, что иностранцы, когда приезжают в Россию, создают свои сообщества: испанцы говорят с испаноговорящими, китайцы с китайцами, турки с турками... Но это серьезный барьер для понимания культуры. Такие иностранцы могут много лет жить в России, но говорить на русском хуже меня. Русский менталитет более закрытый, поэтому нам нужно потихоньку подходить к русским, чтобы они начали открываться. Даже в моей учебной группе обо мне весь год знали только: «О, это Эрик, он иностранец» – и всё. А сейчас многие стали более открытыми, хорошо общаются. Например, ты (улыбается).
- Я всегда была открыта, Эрик.
- Ты – да, но многие почему-то были закрытыми…
О семье
- На занятиях в университете ты говорил, что тебе нравятся русские девушки. Расскажи, как ты относишься к семейным традициям в России, где во главе семьи – мужчина?
- Мне нравится, когда у девушки есть цель в жизни – она хочет работать или заниматься любимым делом. Я не против, если она будет воспитывать детей и не работать, это я могу сам. Но мне не нравится, когда девушка полностью зависима от меня. Что она будет делать, если я умру?
- Ты бы хотел официально вступить в брак и создать семью?
- Да, конечно. Самое важное в обществе – это семья. И если мы хотим хорошую страну, общество, мы должны создавать хорошую семью. На Западе это уже очень неактуально. Например, у многих моих одноклассников в Мексике не было папы. Эта тенденция становится мировой. Я думаю, это потому, что там девушки хотят быть очень свободными.
- А что для тебя «хорошая семья»?
- Терпеливая. Терпение – это очень важно, особенно когда разные культуры. Нужно разговаривать много и постоянно. Нужно иногда признаваться: «Эй, это мне не нравится!». Но всегда говорить с любовью. Языковой барьер в отношениях не так важен: если ты любишь, сможешь всё объяснить и понять.
- Что за 4 года жизни в России ты так и не перестал делать, как мексиканец?
- Петь и слушать музыку. Мне всегда нужно принимать душ, слушать испанскую музыку и петь. Это мой ритуал (смеется).
- По чему будешь скучать, когда уедешь домой?
- Для меня Россия уже как второй дом. Я думаю, скучать буду по всему. Это страна не для всех: тебе нужно хорошо подумать перед тем, как сюда приехать. Здесь очень трудная погода и отношения с людьми – тоже. Но всё равно я очень люблю эту атмосферу. Иногда я пишу для себя, и Россия, с ее архитектурой и атмосферой, всё время появляется в моих сочинениях…
Да мне здесь всё нравится! Я даже бутерброды со сливочным маслом и вареньем полюбил.
Фото: из личного архива Эрика
